Из книги Ричарда Баха «Единственная», Глава 7

Мы очутились посреди луга. Казалось, что вокруг нас плещется изумрудное озеро, заключённое в чашу из гор. В малиновых облаках пламенел закат. Швейцария, тут же решил я, мы приземлились на открытке с видом Швейцарии. В долине, среди деревьев были разбросаны домики с остроконечными крышами. По деревенской дороге тащилась телега. Её тянул не трактор и не лошадь, а животное, похожее издали на корову.
...
Вдруг небо прорезал Свет и упал на руку старца, сидевшего у костра. Этот Свет обратился в свиток, на котором пламенели слова.
- Жан Поль Леклерк, - представился старец.
Поблизости не было ни души, а на лугу - ни дорожки, ни козьей тропки. Только озеро травы с васильками, да горы с заснеженными вершинами стояли безмолвным полукругом.

- В моих руках бумага, - сказал старец. - Если выпустить эти слова в мир, их поймут и полюбят те, кто уже знает их истинность. Но перед тем, как подарить их миру, мы должны их как-то назвать. А это их погубит.
- Разве дать название чему-то прекрасному - значит его погубить?

Он удивленно посмотрел на меня:
- Нет беды в том, что мы даем название какой-нибудь вещи. Но дать название этим идеям - значит создать новую религию.
- Почему же?
Он улыбнулся и протянул мне манускрипт.
- Я вручаю этот свиток тебе...
- Ричард, - подсказал я.

- Я вручаю этот свиток, явленный самим светом любви, тебе, Ричард. Желаешь ли ты, в свой черед, отдать его миру, людям, жаждущим знать, что в нём написано, тем, кому не дана была высокая честь пребывать в этом месте, когда вручён был сей дар? Или ты хочешь оставить это писание лично для себя?
- Конечно, я хочу отдать его людям!

- А как ты назовёшь свой подарок человечеству?
“Интересно, к чему он клонит, - подумал я. - Разве это важно?”
- Если его не назовёшь ты, его назовут другие. Они назовут его “Книга Ричарда”.
- Понимаю. Ладно. Мне все равно, как его назвать... Ну, хотя бы просто: "Свиток".
- А будешь ли ты хранить и оберегать С_в_и_т_о_к? Или ты позволишь людям по-своему его переписывать, изменять то, что им непонятно, вычеркивать то, что им не по душе?

- Нет! Никаких изменений. Эти слова даны нам Светом. Никаких изменений!
- Ты уверен? А может, строчку там, строчку здесь - ради блага людского? “Многие этого не поймут?”, “Это может оскорбить?”, “Здесь неясно изложено?”
- Никаких изменений.
Он вопросительно поднял брови.
- А кто ты таков, чтобы на этом настаивать?

- Я был здесь в момент, когда они были даны, - ответил я. - Я видел, как они появились, видел сам!
- Поэтому, - подытожил он, - ты стал Х_р_а_н_и_т_е_л_е_м С_в_и_т_к_а?
- Почему именно я? Им может стать любой, если поклянётся ничего в нём не изменять.
- Но кто-нибудь всё равно будет Х_р_а_н_и_т_е_л_е_м?
- Кто-нибудь, наверное, будет.

- Вот тут и начинают появляться служители святого С_в_и_т_к_а. Те, кто отдаёт свои жизни, чтобы защитить некий образ мыслей, становятся служителями этого образа. Однако появление новых мыслей, нового пути - это уже само по себе изменение, и оно приносит конец миру, сложившемуся до него.
- В этом свитке нет угроз, - сказал я. - В нём любовь и свобода!
- Но любовь и свобода - это конец страху и рабству.

- Конечно! - Воскликнул я с досадой, к чему он клонит? Почему Лесли молчит? Разве она не согласна с тем, что это...
- А те, кто живёт за счёт страха и рабства, - продолжал Леклерк, - обрадуются ли они, узнав об истинах, заключенных в этом С_в_и_т_к_е?
- Наверное, нет, но мы не можем допустить, чтобы этот... Свет... Угас!
- И ты обещаешь оберегать этот свет? - Спросил он.
- Конечно!

- А другие С_в_и_т_к_и_а_н_е, твои друзья, они тоже будут его защищать?
- Да.
- А если наживающиеся на страхе и рабстве убедят правителя этой земли в том, что ты опасен, если они нападут на твой дом с мечами в руках, как ты будешь защищать с_в_и_т_о_к?
- Я убегу вместе с ним!
- А если за тобой будет погоня и тебя загонят в угол?

- Если потребуется, я буду сражаться, - ответил я. Есть принципы дороже самой жизни. Есть идеи, за которые стоит умереть.

- Вот так начнутся В_о_й_н_ы за С_в_и_т_о_к, - старик вздохнул. - Доспехи, мечи, щиты и знамёна, лошади, пожары и кровь на мостовой. И войны эти будут не малыми. Тысячи истовых верующих придут тебе на подмогу. Десятки тысяч умных, ловких и смелых. Но принципы, заключеные в С_в_и_т_к_е, опасны для всех правителей. Десятки тысяч выступят.
И тут я начал понимать то, что пытался сказать мне Леклерк.
- Чтобы вы могли отличать своих от чужих, - продолжал он, - тебе понадобится особый знак. Какой выберешь ты? Что начертаешь на своих знаменах?

Моё сердце застонало под тяжестью его слов, но я продолжал отстаивать свою правоту.

- С_и_м_в_о_л С_в_е_т_а, - ответил я. - З_н_а_к О_г_н_я.

- И будет так, - продолжал он эту ещё не написанную историю, - что Знак О_г_н_я встретит знак К_р_е_с_т_а на поле брани во Франции, и О_г_о_н_ь победит. Победа будет славной, и первые города знака К_р_е_с_т_а будут сожжены дотла твоим святым огнём. Но К_р_е_с_т объединится с П_о_л_у_м_е_с_я_ц_е_м, и их огромное войско вторгнется в твои пределы с юга, запада, востока и севера. Сотни тысяч воинов против твоих восьмидесяти тысяч.
Пожалуйста, хотел я сказать, остановись. Я знал, что случится дальше.

- И за каждого крестоносца, за каждого янычара, которого ты убьёшь, защищая свой дар, имя твоё возненавидят сотни. Их отцы и матери, жёны и дети, все их друзья возненавидят свиткиан и проклятый С_в_и_т_о_к, погубивший их возлюбленных, а свиткиане будут презирать всех христиан и проклятое распятие, всех мусульман и проклятый полумесяц за то, что они погубили их родных свиткиан.
- Нет! - Вырвалось у меня. Каждое его слово было истинной правдой.

- А во время священных войн появятся алтари и вознесутся к небу шпили соборов, увековечивающих величие С_в_и_т_к_а. И те, кто искал духовного роста и нового знания, найдёт вместо них тяготы новых предрассудков и новых ограничений: колокола и символы, правила и псалмы, церемонии, молитвы и одеяния, благовония и подношения золота. И тогда из сердца свиткианства уйдет любовь, и войдет в него золото. Золото, чтобы строить храмы, ещё краше прежних, золото, чтобы выковать новые мечи и обратить неверующих и спасти тем их души.

- А когда умрёшь ты, П_е_р_в_ы_й Х_р_а_н_и_т_е_л_ь С_в_и_т_к_а, потребуется золото, дабы вознести на века лик твой. Появятся величественные статуи, огромные фрески и картины, воспевающие эту нашу встречу своим бессмертным искусством. Представь роскошный гобелен: здесь С_в_е_т, вот С_в_и_т_о_к, а там разверзлась твердыня неба и открылся путь в Р_а_й. Вот коленопреклонённый В_е_л_и_к_и_й Р_и_ч_а_р_д в сверкающих доспехах, вот прекрасный А_н_г_е_л М_у_д_р_о_с_т_и со С_в_я_щ_е_н_н_ы_м С_в_и_т_к_о_м в руках, а вот старый Леклерк у своего костерка в горах, свидетель явному чуду.
“Нет! - Подумал я. - Это невозможно.”

Но это было неизбежно.
- Отдай в мир этот свиток и появится новая религия и ещё один клан священников, снова МЫ и снова ОНИ, и опять брат пойдет на брата. Не пройдёт и сотни лет, как ради слов, написанных здесь, погибнет миллион человек. А за тысячу лет - десятки миллионов. И всё ради этой бумажки.
В его голосе не было ни горечи, ни сарказма, ни усталости от жизни. Жан Поль Леклерк был исполнен знанием, накопленным всей его жизнью, спокойным принятием того, что он в ней встретил.
Лесли поёжилась.

- Дать тебе куртку? - Спросил я.
- Спасибо, дорогой, - сказала она, - мне не холодно.
- Не холодно, - эхом отозвался Леклерк. Он вытащил из костра горящую веточку и поднёс её к золотистым страницам. - Это вас согреет.

- Нет! - Я отдернул свиток. - Сжечь Истину?
- Истина не горит. Она ждёт каждого, кто пожелает найти её, - ответил он.- Сгореть может только этот свиток. Выбор за вами. Хотите ли вы, чтобы Свиткианство стало новой религией в этом мире? - Он улыбнулся.
- А вас объявят святыми...

Я взглянул на Лесли, в её глазах, как и в моих, мелькнул ужас.
Она взяла веточку из рук старца и подожгла края манускрипта. В моих руках распустился золотистый огненный цветок, я бросил его на землю.
Свиток, догорая, вспыхнул и угас.

Источник