Ева Кор, бывшая узница Освенцима, подала руку представшему перед судом бывшему «работнику» этого концлагеря. Простить непростительное — возможно ли это? Это просто непостижимо, но таково оно, великодушие.

Оскар Грёнинг (Oskar Gröning), представший перед судом за соучастие в убийстве 300 тысяч человек в Освенциме, попросил прощения. Можно ли простить такое чудовищное преступление? Имеет ли кто-либо право прощать такое? Кто может простить такое?

Суд, судьи — они не могут. Суд не наделен полномочиями прощать. Судьи должны установить виновность или невиновность обвиняемого и в случае виновности назначить меру наказания — «от имени народа», как написано над приговором.

Но вот простить «от имени народа» — это, в принципе невозможно, тем более, когда речь идет о преступлениях против человечества, например, о Холокосте, когда десятки тысяч преступников сами являются представителями народа. Прощение — это не государственный, а интимный акт — коммуникация между преступником и жертвой.

Разве можно простить непростительное?

Любое наказание — это в чем-то расплата, в чем-то отмщение и в чем-то устрашение. Расплата — это противоположность прощения. Простить может лишь тот, кого обидели, оскорбили, замучили. Но теперь бывшая узница Освенцима, выступавшая на этом процессе на стороне обвинения, простила обвиняемого: Ева Мозес Кор (Eva Mozes Kor). Она подошла к обвиняемому и протянула ему руку. Еще за некоторое время до начала процесса она сказала: «Я страдала большую часть своей жизни. Сначала от нацистов, а потом от ненависти к нацистам».

Когда она встретилась с бывшим эсэсовским врачом, раскаявшимся в совершенных им зверствах, это сподвигло ее на то, чтобы простить его. «Я просто простила всех нацистов, — говорит она, — а они даже не могли защититься от этого». Это не горькая насмешка и не какая-то ее «фишка»: это великодушие.

Другие бывшие узники концлагерей — другие жертвы — резко раскритиковали этот жест. Разве это не противоречит сущности и охвату нацистских зверств? Разве можно простить непростительное? Однако госпожа Кор не делала заявлений от имени всех жертв, от имени других узников и соистцов в рамках этого процесса. Это лишь ее собственное решение — простить нацистов за то, что они причинили лично ей. И это — нечто совершенно невообразимое, если учесть, через какие ужасы ей пришлось когда-то пройти.

И кто может упрекнуть ее в том, что она выбрала для этого жеста «большую сцену» — зал суда и телеэкран? Умение простить — это великий дар, который невозможно оценить объективно. Каким образом простить — это дело прощающего. Об этом нельзя судить, с правовой точки зрения, потому что права на прощение не существует.

Может ли женщина, простившая преступника, и далее выступать соистицей в этом процессе? Вполне. Она может прощать и выступать со свидетельскими показаниями. В ходе процесса речь идет об установлении факта вины обвиняемого. То, что прощение не вписывается в один ряд с имеющим законную силу установлением фактов и с подлежащей уголовному наказанию виной обвиняемого, является частью суверенной особенностью прощения.

Вообще-то, прощение — и это заметно в данном случае — не вписывается в единый порядок вещей, и делает его настоящим событием. И настоящим чудом, не подвластным юридическим законам.

Источник