Его мама безучастно смотрела в окно, не реагировала. А он дергал и дергал ее за рукав.

За окном проплывали деревья, дождик моросил, серо было, ну, Ленинград!

Ребенок что-то требовал, или что-то утверждал. И тут вдруг она как развернется от окна к нему, как дернет его за руку на себя, и как прошипит:

— Что ты хочешь от меня?! Он запнулся.

– Что ты хочешь, я тебя спрашиваю?! Да ты вообще знаешь, кто ты такой?! Ты никто! Понял?! Ты никто-о! – она это выдохнула ему в лицо, просто выплеснула.

Мальчик смотрел на нее и мне показалось, у него дрожит голова. Или это я дрожал. Почувствовал, как потеет спина.

Помню первую мысль: «Неужели это она ему говорит?! О ком она думает в этот момент?!»

— Видеть тебя не могу, — прошептала она.

«Ты же убила его!», — сказал я, но никто меня не услышал.

В маршрутке, как ни в чем не бывало, продолжали дремать люди. Я сидел, не шевелясь.

А мальчик не плакал. Она отбросила его руку и снова развернулась к окну.

Он уже не бушевал, притих как-то сразу. Смотрел в разорванную спинку сиденья напротив и молчал.

А у меня было желание встать и при всех, вот сейчас, просто разорвать ее на части! Сказать ей: «Это ты никчемная мать! Это ты никто! Ты же убила его!»

Клянусь, я бы сделал это! Только мальчик сдерживал меня.

Я закрыл глаза, стал глубоко дышать, чтобы успокоиться как-то.

А когда открыл их, увидел конфету.

Молодой парень, похоже, студент, такой светлый, кучерявый, в джинсовом костюме, протягивал конфету мальчику.

Он еще встряхнул рукой, сказал:

— Бери, это тебе.

Тот взял. И тут же парень протянул ему вторую конфету. Мальчик помедлил и взял вторую.

Дальше происходило действие, вспоминая которое, я еле сдерживаю слезы.

Мальчик не стал есть, он коснулся маминой руки.

Она не сразу повернула к нему лицо. Но все-таки повернула. И видно хотела добить его.

Но он протягивал ей конфету.

Она посмотрела на него, на конфету, я видел, она недоумевает.

Тогда он вложил ей конфету в руку. Она, как обожглась — быстро вернула ему.

«— Я не хочу», — сказала.

Две конфеты лежали у него на ладони.

Руку он не опускал.

«— Ешь сам», — сказала она и тихо добавила, — Я не хочу… Честное слово.

Тогда он положил конфету к ней на колени.

Никогда не забуду эту паузу. И эту взрослость. Передо мной за несколько минут этих мальчик стал мужчиной, а она из злой, раздраженной стервы стала красивой молодой женщиной. Во всяком случае, это я так почувствовал.

Она молчала. Долго-долго молчала. Смотрела на него так, словно только увидела.

Потом обняла. И он ее обнял.

Потом он развернул конфету и дал ей. И пока она не положила ее в рот, сам не ел.

Вы представляете такое?!

Это был еще один шок, но уже другой.

Я тогда подумал о себе. Я подумал: «Вот ты сидишь, такой праведник, ты хотел встать, обвинить, ты хотел ее «разорвать», переделать. И ты бы ничего не добился, кроме скандала и брани. А этот мальчик, посмотри, насколько он мудр, как он велик, этот мальчик, он взял другим. И пронял до самых печенок, до сердца, до слез.

А еще этот молодой парень, который дал ему две конфеты, — подумал я, — он ведь не просто так дал две».

Я огляделся…

В заднем стекле маршрутки увидел этого молодого парня, он уходил вдаль по «моросящей» улице.

А мама и сын сидели, склонив головы, друг к другу. Как молодые влюбленные!

Тут водитель объявил мою остановку. Я, выходя, дотронулся до руки мальчика. Я этим сказал ему «спасибо».

Не думаю, что он понял, но это и не важно.

Я навсегда запомнил этот урок.

Запомнил-то, запомнил, но должны были пройти годы, чтобы я его осознал.

Что это и есть настоящее воспитание. О котором не все взрослые знают.

Что только примером и воспитывают. Не криком, не обвинениями, не битьем, нет. Только пример работает, больше ничто. И мальчик этот показал пример. И ей, и мне. И он изменил нас.

Источник